МУМИЁ

 

 

По дороге в столовую нам встретился Юра Н. Он прямо-таки сиял от радости, да этого и не скрывал. Наконец-то, покидал эту, как мы говорили, «богом забытую страну».Он насовсем уезжал на Родину, в Советский Союз. Война закончилась вместе с интернациональным долгом. Эти пропыленные и высушенные солнцем, отшлифованные вековыми песками места, останутся далеко позади. И, дай Бог, навсегда. Вроде прошедшего года тяжелого как и не было. Он как тот старик, то медленно тянулся порой, то стоял и как бы задыхался, то неумолимо, со скрежетом пропускал дни, а потом и вовсе как с цепи сорвался – раз, и его нету. Целый год, гляди, ушел в историю.

Особенно крайние деньки (в авиации слов “последний заход, вылет” и т.д. нет и быть не может, его заменяет слово крайний) шли, как привязанные, а большая стрелка на часах хоть сама и бежала, но медленно вращала за собой маленькую. “А может все это показалось?”, -думал Юрка.

Его друзья уже все заменились и давно были со своими семьями, пили холодное пиво. А он почитай как два месяца не знал, что делать. Летать не летал, потому что не было экипажа, в наряды ходил. Вот этим, пожалуй, и ограничивалась вся его служба. А в свободное время иногда заходил к нам на чашку чая. Оказывается, из нашего звена он хорошо знал Александра Герасимовича Пискайкина, (жаль, что прибыв сюда второй раз, майор Пискайкин погибнет – пухом ему земля ), их летные пути где-то пересекались, и они имели множество общих знакомых пилотяг еще по Дальнему Востоку.

Еще, что их объединяло, это, конечно же, карты и знакомая всем «пулька». Эта игра, как жвачка – никогда не сжуешь, не выплюнув. А здесь – если заранее не договоришься об окончании. Ну, а если и садились перекинуться этой «пулькой» (чего греха таить, в нашем звене все были мастера посидеть за картишками), то и время шло быстрее, и к «дембелю», как говорил покойный Александр Герасимович, было ближе. А когда собирались вместе Владимир Сергеевич Герасимов – командир звена, Александр Герасимович Пискайкин, Слава Мурыгин и Юра …, то ночи не хватало. Такие варианты были, правда, крайне редко. В основном к двум часам – и штык в землю, хотя и не хотелось. Нужно было немножко поспать, ведь с утра ждали боевые вылеты по плану. Ну, а в редкостные дни передышки, то есть отсутствия полетов, был рай и блаженство – играй и назад не оглядывайся. Что и имело место.

Двух маститых игроков, это Владимира Сергеевича и Александра Герасимовича, еще в гарнизоне Среднебелое- 2 называли в эскадрилье ласково – «карась и карп». Карась – Володя, немного был моложе и с рыжими усами, а постарше – Александр, повыше и круглолицый. Они были по праву корифеями летного дела – опыта и высокого летного мастерства не занимать. Как повторял Александр «карпович», опыт не пропьешь, брат.

Читатель спросит, почему майор Пискайкин А.С. был не командиром звена, а в звании майора. Ответ таков – он к нам пришел с Камчатки, с должности замполита эскадрильи. Это майорская должность. А его подчиненные браконьерничали, баловались красной рыбкой и икрой. Однажды, заходя в тайге на посадку, развалили борт, вот весь руководящий состав и пустили с понижением по всему Дальнему Востоку. По этому случаю он рассказывал анекдот:

– Вертолет Ми-4 (раньше летали и на таких) не может взлететь, правый летчик говорит:
– Не взлетим, нужно пару бочек с икрой выкинуть.
Командир опять пытается, результат тот же… Правый летчик опять говорит:
– Не взлетим.
Командир:
– Хрен с ним, выкидывай две бочки, но твои…

Вот так и пришел к нам, став нашим и родным, Герасимович с подпольной кличкой – «карпыч».

Если скажу, что любая игра проходила с одним чаем, будете смеяться. Действительно, это будет смешно и наивно. Вот для такого случая Юрец иногда заколачивал расслабительный напиток – родимую бражку. Для этого собиралась наша, из шести человек, комната и неделю постились, то есть пили в летной столовой чай без сахара. Весь сахар за неделю собирался, и заколачивался святой напиток в стиральной машинке. Кстати, это у него хорошо получалось, ведь он еще туда добавлял сгущенное молоко. А так как делать нечего, вот и крутил часов пять, шесть бедную «стиралку». Для приличия клал рядом грязное белье, чтоб отцы командиры не могли догадаться. Потом в круглый ящик из-под ЗШ-5 ложился целлофановый пакет, и заливалось все содержимое туда на хранение.

А иногда за боевые выпрашивали у командира 3ВЭ майора Гаура Владимира Федоровича спиртика. Так сказать, для личных и неотложных нужд – смачивать язвы, которых и помине не было. А вот когда не хватало горячительного напитка, то путь лежал уже не к «Чапаю» – майору Гаур, тот сразу мог шашкой рубануть и «разрубить до седла». Второй подход был помудрее – к отцу-командиру и воспитателю – замполиту майору Федосееву Алексею Николаевичу: мол, без семьи, баб нет, тоска гложет. И тот, сердобольный, отпускал из-под полы, чтоб «Чапай» не видел – последствия могли быть непредсказуемые.

Был и третий вариант, так сказать запасной, это начальник ИАС 3ВЭ капитан Маковский Олег Григорьевич. Тот не баловал часто, но выдавал, приговаривая, мол, даю на «Липу». «Изделие-166», которое называлось «липой», служило для защиты бортов от ПЗРК (противозенитных ракетных комплексов), которые душманы пускали с плеча и сбивали вертолеты – «Стрела-2М» или уже появляющийся и стремительно внедрявшийся в ряды душманов «Стингер». Все эти «игрушки» шли из Пакистана, а туда доставлялись через третьи страны, в частности, из Египта и Саудовской Аравии.

Игра в основном проходила мирно, не привлекая к себе никакого внимания. Курили порой и в комнате, сбивая пепел в обрезанную банку из-под напитка “sisi”, а потом, по просьбе трудящихся, прекращали. Но чаще выходили на улицу, вдохнуть свежего, под вечер уже прохладного джелалабадского воздуха, заодно перекурить и размяться под звездным и прозрачным небом. Чай разливался из солдатского чайника в большие чашки, привезенные из Советского Союза.

И вот теперь все эти игры и заколачивание «бражки» уходили на второе место – Юра думал только о замене, о доме. Что после Афганистана ждет его, он еще сильно не задумывался, но мысли простреливали чуток с упреждением и наперед. Завтра предстояло сдать все, что полагается, на склады, рассчитаться с библиотекой. Как на зло, две книги пропали – “Граф Монте Кристо”, вторую он уже и не помнил. Знал лишь, что о партизанском отряде Ковпака С.А.

В это время я летал в его ЗШ-3, он был пластмассовый и полегче ЗШ-5, и вот теперь он его сдавал на склад. Жаль было расставаться, но, поблагодарив, я его вернул владельцу. Конечно, после него было к чему привыкать – ЗШ-5 килограмма на три был тяжелее.

Сдача прошла как по маслу. Бумажки подписав, поставив все печати в летную книжку, а самое главное, получив денежное довольствие, пришел в модуль и сказал в первую очередь Пискайкину А.Г.:

– Ну все, Саша, завтра любым бортом на Союз.

Утром, как полагается, присев на дорожку, перекинулись взглядами. Борт по плану к 12 часам должен прибыть на аэродром Джелалабада, время позволяло, да и как без ста грамм улетать. Юра, зная все традиции уезжающих, сказал, что мы сходим к Герасимовичу в комнату и пошепчемся – это был повод сбросить всех с хвоста и остограмиться. А чтоб чего не вышло, понес с собою чемодан и парашютную сумку. Притупив внимание и выходя на перекур, Александр Герасимович дал отмашку – работайте. Подарки-заготовки были на месте. А это старые негодные лапти, старые зубные щетки, выкинутые на мусор и главное – Птушкин Игорь и я приготовили два больших булыжника местного производства, замотанные в большой старый плакат из ватмана с жирной надписью – МУМИЁ. Покуда шел перекур, все это было красиво уложено в Юркин чемодан и сумку – под днище. Работа была проделана так мастерски, что стало легко и весело на душе у обоих. Потом зашли уже в нашу комнату с большим солдатским чайником.

Юрка, зная обычаи и подвохи, потащил опять-таки сумки за собой, чтоб были они всегда под присмотром. Но чтобы не заметил, что они вроде тяжелее стали, сумки перешли в другие руки со словами:

– Мы тебя как уважаемого орденоносца посадим в самолет по высшему классу. Чтоб помнил наш коллектив и не забывал.

Успокоившись, что вещи рядом и под присмотром, выпили и на коня, и стременную, и на посошок, да и другие были пожелания. Это все сопровождалось дружеским смехом, веселая компания пошла провожать на самолет уважаемого нами летчика. Хмель чуток притупил ему внимание, да и жара давала знать. Рубаха была почти вся влажная.

Загрузив вещи, обнявшись и расцеловавшись, мы с Богом провели нашего Юрку. Самолет вырулил на взлётку, заревел, упершись на тормоза, потом вздрогнул и побежал по бетонке с взлетным курсом 310. Левым кругом, с набором высоты по спирали, набрал заданный эшелон и ушел, взяв курс на Союз.

В это время наш начальник штаба майор Карасёв Владимир Иванович (сам он был из Черниговки, это ДВО) набросился с матюгами:
– Где вас носит? Оформляйте поскорее профилакторные отпускные и домой, время с завтрашнего дня пошло. Шевелите ягодицами.

Здесь стало не до шуток. Штурманское отродье сообразило что к чему и выровняло положение – к вечеру все документы были готовые, подписанные и на руках. Оставалась в паспортах открыть визу. И здесь на нашей улице был праздник (ну бывает, все-таки, Бог на нашей стороне). Наши паспорта взял старший параллельного звена Маркова, мы оказывается ехали с ними одной группой в профилакторий. А чтобы эффективнее было, начштаба послал проворного офицера, кто был свободный из того же звена, и он утром улетел в Кабул. А к вечеру, просто удача, этот старший вернулся с открытой визой на Союз.

На следующее утро бригада «ух» вся улетела в Ташкент. Так как мы поступили с Юркой, с нами просто некому было чудить. Это нам так казалось. Но когда проходили таможню, меня женщина-таможенник пожурила, мол, везли бы грязные носки, так ладно, но зачем с дырками и рваные, вонючие домой – непонятно. Вот так и я попался на эту удочку. Пришлось с улыбкой прямо на таможне их и выкинуть. Кто подсунул и когда, ума не приложу. А сделал сюрприз, потом выяснилось, мой командир звена капитан Герасимов Владимир Сергеевич. Жаль, что он погиб.

А я, в свою очередь, успел порадовать подарком капитана Мурыгина Славу, подсунув старые истрепанные, с неприятным запахом, кем-то выброшенные тапочки. Он их потом, смеясь, выкинет дома. А мама их хотела постирать, считала, что они ему очень дороги. Ведь приехал этот трофей с войны.

После прохождения таможни один человек (это был я, автор этих строк) направлялся в Дурмень – санаторий, где мы должны были отдыхать и лечиться. Я брал все документы и за бакшиш (подарок), сложенный вместе, отмечал все документы по факту и, как сейчас говорят, с мокрыми печатями. Нам шли навстречу: пусть молодые парни, говорили врачи, отдохнут дома с женами. Ну, а кто хотел, милости просим, отдыхали в санатории. Таких раз- два и обчелся. И вот когда я был уже в аэропорту Ташкента, ребята за определенную мзду вырвали билеты – кто на Москву, кто в Минск, кто во Львов. Восток – дело тонкое, были бы деньги, все можно сделать и достать. А по-честному билетов нет и быть не могло. Как и другим, нам их доставали таксисты. А узнавали они нас очень просто, по лицам и особенному негритянскому загару. Знали, славяне так просто загорать не могли, здесь прямая связь с Афганистаном. Кому война, а кому мать родная – их принцип. Ну а нам не хотелось лишние сутки сидеть в аэропорту, а то и больше.

Когда билеты были в карманах, и мы стояли в одном конце аэропорта, в другом появилась физиономия Юрика. Первое, что он сделал, бросил чемоданы и кинулся на нас, вспоминая какую-то мать и господа Бога. Но это выражение вспыльчивости мы быстро уладили походом в ресторан тут же в аэропорту.

Вот здесь и выяснилось, что его тормознули сильно на таможне, увидев два свертка с мумиём, припрятанных на самом дне. Сразу прикинули, что премию этот контрабандист им обеспечил. А если еще раздеть, может и «наркота» всплывет, и доллары американские. И его раздели до одежды Адама. Смотрели даже и туда…, правильно вы думаете. И Юра не на шутку обиделся на весь белый свет – он, коммунист, орденоносец, уважаемый среди личного состава части, и на тебе, все прахом рушится, его назвали контрабандистом . И что главное, ему светит большой срок. Но все окончилось испугом, подпортив, конечно же, изрядно настроение. Поднимали утерянное настроение мы ему за свои кровные чеки, заработанные в Афганистане и переведенные в рубли.

Все улетали в этот день, но в разное время. Мы вернулись, побывав в своих семьях, отдохнув, и уже без всяких приключений вернулись в Тузель, а потом и в Афганистан. А вот с Юркой мы больше нигде не пересекались. Где ты, Юрец, как поживаешь!?

Мумиё, которое он вез, оказалось обычным тяжелым камнем производства Кабул- подвал, завернутое умелой рукой Игоря в ватман и красиво подписанное по-афгански. Надпись он взял с вывески в аэропорту Джелалабада.

Герасимов Владимир Сергеевич (карась) погибнет при проведении операции «Маневр» в Кундузе в 1986 году.

Александр Герасимович Пискайкин «карп» погибнет, уйдя второй раз в Афганистан в 88-м, его правак (правый летчик) Сережа Шишков умрет от болезни уже в наши дни.

Штинников Сергей погибнет осенью того же года в 85-м, командир 3ВЭ майор Гаур Владимир Федорович будет сбит и той же осенью 85-го уедет в Союз по ранению.

Но в памяти останется наш дружный и всегда веселый стол, нарды (шаш-беш), карты и «пулька», игра на гитаре и, конечно же, божественный напиток – бражулька. А самое главное – наша настоящая боевая, мужская дружба, которую мы пронесем через года.

PS. Мумиё относится к разряду тех средств народной медицины, целесообразность использования которых всегда вызывало жаркие споры в мире медицины. И по сей день загадка целебных свойств этого продукта природы только лишь приоткрыта, но никоим образом не раскрыта.

Возраст образцов из различных частей Земного шара сильно колеблется – от 1500 лет (горно- алтайское мумиё) до 15000 лет (среднеазиатские образцы).

[color=green]Несколько интересных фактов о мумиё:
– являясь традиционным средством народной медицины азиатско – индийского региона, мумиё не получило серьезного распространения в Европе. На территории бывшего СССР клинические испытания, разработки и применение начались лишь в 30х годах прошлого столетия;
– впервые использование мумиё как лекарственного средства началось более 3 тысяч лет назад;
– в древние времена мумиё стоило очень дорого, потому люди среднего достатка могли его использовать только для лечения очень серьезных заболеваний, а бедняки не имели возможности применять вовсе.
И еще – Мумиё, к слову – это… Как бы это сказать… Уж простите – дерьмо горной пищухи, тысячелетиями накапливающееся слоями и окаменевшее под воздействием солнечной и прочей радиации. В неочищенном виде оно выглядит вот так.[/color]

БОЕВАЯ ВЕРТОЛЕТНАЯ 3ВЭ родной – боевой
Дальневосточной в/ч 22647 – 335 обвп Джелалабад

Не люблю подхалимов, «шестерок», скотов,
Ближе нет и родней боевых пацанов.
«Нурсик» водки – сто грамм – с ними я выпивал,
И в любую погоду в небо борт поднимал.

Не люблю, кто болезнью свой страх прикрывал,
Ордена и медали у других вырывал.
Приходилось за них часто нам воевать –
На «базе» «душманам» таких не достать.

Бражку пили «родную», чтоб «крапаль» не курить,
Круг друзей эскадрильи ни за что не забыть.
Боль души утоляли пуском НУРС на кишлак –
Это вам за спецназ, да погибших ребят!

Чтобы там ни случилось, этот край стал родным,
Мысли душу тревожат, возвращают нас к ним.
Дружбу нынче такую днем с огнем не найдешь,
А забудешь друзей – ни за что пропадешь.

Где же вы, боевые, дорогие друзья?..
Вам пишу эти песни – ведь иначе нельзя:
Соли пуд не один съели в жарких боях,
Даст Бог встретиться снова, на мирных полях.

Дружбу нынче такую днем с огнем не найдешь,
На «гражданке» невольно это все ты поймешь…
Где вы нынче, родные, боевые друзья? …
Я пишу эти песни – ведь иначе нельзя! …
г. Кабул, 1986г. (полтинник)

Учасник бойових дій в Афганістані
Володимир ЩЕГЛОВ.

Продолжение следует

Читаю и представляю как звучит эта песня-реквием. Почему-то слышится мне хриплый голос нашего тезки Семеныча. Мороз по шкуре… Вовка, ты талант, я горжусь Тобой!!!

 

Джерело

: http://krasnews.at.ua